– Все хорошо, – успокаиваю ее. – Ничего страшного. Со временем ты научишься справляться с гневом.

– Не хочу я справляться с гневом, – раздраженно выпаливает Нефертари, щелкнув зубами у моей шеи. – Слезь с меня. Мне больно.

Лишь сейчас я замечаю холод, проникающий сквозь кожаную одежду. Такое ощущение, будто кто-то тычет в меня ледорубом, и я вскакиваю, когда ее лицо искажается от боли.

– Матушка терпеть не может, когда ломают мебель, – невозмутимо комментирует Данте. – Придется тебе как-то ей все объяснить.

– Во всяком случае, теперь она не такая вялая. Меня это жутко угнетало, – ухмыляется Энола, покидая комнату.

Ей вслед доносится лишь шипение. Нефертари по-прежнему лежит среди сломанных кусков дерева. Не обращая внимания на холод, я поднимаю ее и несу к кровати. Она брыкается и извивается у меня на руках.

– Лежи тихо.

– Тогда отпусти меня. Я лишилась сердца, а не ног.

Я кладу ее на постель, и не остается ничего иного, кроме как пристегнуть цепи к каркасу кровати. У нее потерянное лицо, но я боюсь заговаривать на эту тему. Нефертари воспримет это как жалость и разозлится еще сильнее.

– Уходите, – безэмоционально просит она. – Все. Я хочу побыть одна.

– Нефертари, – начинаю я.

– Оставь ее, – предлагает Данте. – Продолжим этот разговор завтра.

– Все с ним согласны? – глухо интересуется она. – Вы оправдываете то, что совершил Сет?

– Мы абсолютно ничего не оправдываем, – тихо отвечает Намик. – Просто пытаемся принять решение, которое принесет как можно меньше вреда.

– Вреда кому? – Данте раскрывает рот, однако Нефертари отмахивается. – Я и так знаю. Все снова зациклено на вас и вашей ненаглядной Атлантиде. Чего стоит какая-то человеческая жизнь? Чего стоит моя жизнь? Она ведь не настолько ценна, как ваши, бессмертные. Думаете, Сет в курсе местонахождения короны? Поэтому хотите к нему подлизаться? – язвит она. – Проваливайте отсюда, пока меня от вас не стошнило. Меня вообще еще может стошнить?

Я тянусь к ее руке, но Нефертари вырывает у меня ледяные пальцы, едва я их сжимаю.

– Не трогай меня. Никогда больше меня не трогай, а сейчас прочь с глаз моих.

Во всяком случае, последнее желание я могу исполнить. Хотя бы на данный момент. Однако если Нефертари решила, будто сумеет оттолкнуть меня навсегда, она плохо меня знает. Я сделаю так, чтобы она научилась выносить такую жизнь. Даже если никогда больше не посмею до нее дотронуться или поцеловать, она от меня не избавится. Несмотря на острый ум, она понятия не имеет, почему я ее люблю. Люди обладают удивительным талантом не замечать самого важного. Ее обращение этого не изменило.

Наклонившись, я так осторожно целую ее в висок, что Нефертари едва чувствует это прикосновение. Не хочу сделать ей больно. Она застывает под моими губами, а я стираю ледяную слезинку из уголка ее глаза.

– Я знаю, что ты пытаешься сделать, любимая. У тебя ничего не выйдет. Таким дешевым трюком тебе от меня не избавиться.

Пусть и с холодной кожей, но она все равно воспринимается родной. Мне хотелось бы покрыть поцелуями и другие места, но пока этого достаточно. Она ничего не отвечает, и я покидаю покои.

Тарис

Я снова начинаю дышать лишь после того, как Азраэль и остальные уходят. Почему он до сих пор так со мной возится? Пусть развяжут меня, чтобы я нашла Корону пепла, а еще пусть отберут кольцо у Сета и убьют его. Все остальное меня теперь не волнует. У нас с Азраэлем нет будущего, как бы все это ни закончилось и что бы он ни утверждал. Наивно надеяться на что-то другое. Если я останусь вампиром, он больше не сможет ко мне прикоснуться. А если снова стану человеком, состарюсь и умру. Возникшее между нами с самого начала было иллюзией. Однако этот упрямец отказывается признавать факт, который мне уже давно пришлось принять. Я больше не выношу его любящие и сочувственные взгляды. Не выношу его запах. Безумно хочу уткнуться лицом в грудь Азраэля и втянуть в себя его аромат. Вот только его жар меня сожжет. От него пахло чистым потом, солью и розмарином. Готова поспорить, после тренировки он стащил что-то с дворцовой кухни. Нечто невероятно сладкое, что я теперь не могу есть. С удовольствием понаблюдала бы за ним во время боя на мечах, однако из этой комнаты мне слышно лишь звон металла. Я всегда в курсе, когда подходит очередь Азраэля. Его меч как будто поет. Некоторые из вампирских умений весьма удобны, тем не менее, я бы немедленно отказалась от них, если бы взамен смогла его просто поцеловать. Лучше бы он видел во мне монстра, в которого я превратилась. Но нет. Груз, который давит мне на грудь, словно становится тяжелее при взгляде на стопку книг на тумбочке. Несмотря на холод в душе́, внутри у меня растекается теплота. Каждый день он копается в библиотеке в поисках книг из Александрии. У него есть дела поважнее, но Аз старается порадовать меня. Кимми рассказывала, что друзья просили его поговорить с Тотом, но он отказывается покидать меня. Это глупо и безрассудно. Сейчас каждый день на счету. Впрочем, пока я прикована к кровати, ангел не будет исполнять свой долг. Значит, я должна сделать первый шаг. Прочь от него. Он практически не оставляет мне выбора. Мы ни за что не сможем остаться просто друзьями. Он никогда не говорил, что любит меня, и я тоже ему не признавалась. Хотя Азраэлю и незачем это делать. Я знаю, он любит. Даже если вернется в Атлантиду, где его ждет Нейт, он меня не забудет.

Дотягиваюсь до тонкой книжки на тумбочке. К счастью, цепи достаточно длинные для подобной свободы движений. Томик пахнет пеплом и дымом. Кто-то аккуратно разрезал старый пергамент, пострадавший во время сильного пожара в Александрийской библиотеке, и сделал кожаный переплет. Многие участки изначального текста из-за этого стали нечитаемыми, но мне хватит и остатков информации. Я облокачиваюсь на белые шелковые подушки. От них пахнет лавандой. Раньше мне нравился этот аромат, но теперь для моего чувствительного обоняния он слишком сладкий, меня от него чуть ли не мутит. Можно попросить кого-нибудь поменять постельное белье, но служанки и без того достаточно меня боятся, так что потерплю. Медленно листаю страницы. Я уже раз сто держала ее в руках. Сначала идут протоколы судебных заседаний. Я уже собиралась отложить книжку, как вдруг, скорее по чистой случайности, пролистнула вперед. Если бы Азраэль тоже это сделал, наверняка не принес бы мне ее, поскольку там очень красочно описывается устройство геенны. Этот ад состоит из семи уровней, каждый последующий страшнее предыдущего. Я очень тщательно все изучила. Потребовалось несколько дней, чтобы обнаружить крошечную подпись автора, ведь буквы во многих местах смазаны и покрыты копотью. Я не особенно удивилась, увидев имя Платона. Этот мужчина не только один из самых значительных философов, но и самый большой интриган из когда-либо живущих.

Я откладываю книгу и ниже опускаюсь на подушках, стараясь игнорировать запах. Если не шевелиться, то можно представить, будто во мне ничего не изменилось. Я бы с радостью осталась здесь, где пусть и чересчур жарко, но как минимум безопасно. Только… это не жизнь. Я прикована к кровати. Как только удастся уговорить кого-нибудь снять с меня цепи, я исчезну отсюда и уже знаю, кем будет этот кто-то.

С каждым днем цепи становятся все тяжелее. После моего срыва прошло три ночи. Приступ ярости не прогнал Азраэля, как и мое молчание с тех пор. Он навещает меня несколько раз в день, приносит чай, кровь или книги и рассказывает всякую ерунду, которая происходит при дворе. Испытываю почти физическую боль, глядя, как он старается преодолеть дистанцию между нами. Ждет от меня малейшего знака, но я не могу его дать. Так будет лучше. Однажды Аз поймет. Возможно, уже понимает, просто не хочет признавать. Наверное, более здравым поступком было бы поговорить с ним. Объяснить, почему он должен меня отпустить. Не только в физическом смысле. Ему надо по-настоящему меня отпустить. Однако он все равно примется отрицать мою правоту, а я не хочу вступать в дискуссию. Для нее у меня самой еще не хватит сил. Азраэль первый мужчина, которого я полюбила. Отпустить его невероятно трудно, пусть и разумно. Когда он заходит в покои, у меня сжимается горло. Я скучаю по нему. Скучаю по тому, что происходило между нами. И вместе с тем дико злюсь на то, что для меня это до сих пор так много значит. Мысль, что это никогда больше не повторится, ужаснее воспоминаний о случившемся в пещере. Я его потеряла. Мы никогда больше не сможем поцеловаться, прикоснуться друг к другу и тем более заняться любовью, а платонические отношения его наверняка не интересуют. Во всяком случае, не на длительное время. Рано или поздно он это осознает и обратится к другим женщинам, а я не смогу его упрекнуть, но это разобьет мое больше не бьющееся сердце.